Сочинения в 2 томах. Том 2. Сердца моего боль - Страница 125

125

Она очень наивна. Про умершую подругу спрашивает:

— Она совсем умерла? Совсем? Совсем?

* * *

В мастерской скульпторши:

— Тетенька, а вы все лепите? А чего вы лепите? Дяденьку? Смотри — мертвец, ой как страшно! Завернутый. Зачем вы его закутываете? Чтобы он не замерз?

* * *

Две истории от И.И. Чубакова:

Истинная вера

Году в 1925-м я жил в Звенигороде, вернее, под Звенигородом. Там была церквушка и священник жил в соседней избе: смуглый, темноволосый, очень похожий на Иисуса Христа, лет 35. Имел семью: жену и двух детишек.

Денег за обряды с прихожан не брал. Сапожничал и жил этим, причем не запрашивал, а кто сколько даст. Жена, всегда недовольная, ругалась из-за этого.

Был этот поп из псаломщиков, семинарии не кончил. И был верующий по-настоящему, народ его любил.

А вот священнослужитель, толстый, важный, кто много учился и много знает, в душе не верит.

Вот и получается: чем меньше знаешь — тем спокойнее жить, и чище совесть, и больше веры.

Поп из псаломщиков, без образования — воистину верит, а эрудированный священнослужитель, знающий несколько языков, — патриарх обмана.

Житейская философия

Под Звенигородом я жил у хозяев на квартире. Ему было лет 30, ей — лет 27, хохлушка, звали, кажется, Настей. Работящая, везде успевала: и работать много, и отдохнуть, попеть, поплясать. Причем гулять ходила одна, без мужа, а он спал и был вполне спокоен. Говорил: «Свое, что мне надо, я получаю, а ежли лишек есть — это ее дело. Не мыло — не измылится, души она своей там не оставит».

Мудрая философия: ревность — собственничество, чувство рабовладельца.

* * *

Старушка

В вагоне электрички, лежа на лавке, спит старушка. Одета бедно. Подхватывается: «Это еще не Рамень?»

Разговорился. Сама из-под Сызрани. Ей 80 лет. Невысокого роста. Загорелая. Морщинистая. Во рту спереди торчат два тонких длинных зуба. Слышит плохо.

Ездила в Москву насчет пенсии. В войну потеряла двух сыновей. Обещали через четыре месяца (т. е. с 1 октября, после вступления нового закона о пенсиях). Имеет дочь. Билет брала на сорок километров, и контроля ни разу не было. Багажа нет никакого. Питалась в пути подаянием.

Что-то есть в ней жалостное и очень хорошее.

Искушение

Ревизор ЦК профсоюза была на ревизии в Ленинграде. Между делом искала капроновые чулки — они были новинкой.

Возвращаясь в Москву, обнаружила в своем чемодане две пары таких чулок (сама купить их не смогла) и 400 рублей деньгами.

В Москве посоветовалась с подругой: «Что делать?» Ответ: «Вот дура! Оставь себе и не рыпайся».

Цыганка

Цыганка в Вязьме. Накрыта толстым шерстяным платком, под которым к груди прижат ребенок. Вся обвешана мешками и торбочками. Приговаривает, подходя к молодой женщине и сверкая глазами: «Пятьдесят фунтов тебе счастья, ты красавица — языком лепетлива, душой справедлива».

Не защитила

История, услышанная в поезде: в Аникушинском пойманы трое грабителей (снимали часы); одного, инженера, оказавшего им сопротивление, — убили. Собака взяла след и от трупа привела милиционера на квартиру — ворованные (грабленые) часы хранились за иконой.

Ехавшая старушка перекрестилась и вполголоса произнесла:

— Господи, какой грех! Вот они как есть безбожники — даже икона не защитила.

Память

Дмитриев Александр Михайлович (муж Цецилии Ефимовны, умер 18 марта 1958 г. от рака легкого с метастазом в сердце), член партии с 1920 г. Высокий, ширококостный, близорукий (носил пенсне). В двадцатых годах работал на Дальнем Востоке прокурором, занимал высокие посты. В 30-е годы на партийной работе на Украине. В войну служил где-то на Дальнем Востоке чуть ли не рядовым.

Внешне был строг и суров, подчас грозен. Любил выпить, много курил, ко мне всегда относился хорошо.

Когда заболел, лежал в больнице, понимал, что умирает.

— Александр Михайлович, что вы ничего не едите. Мы делаем все, и вы должны нам помогать, — врет врачиха.

— Эх, доктор, никто вам не в состоянии помочь. Теперь только бы и пожить, а тут такая боль подстерегла. Меня, может, и смогли бы вылечить лет через тридцать—сорок.

Обращаясь незадолго до смерти к родственникам:

— Друзья вы мои! Спутники мои дорогие! Грустно и тяжело умирать, когда столько людей тебя любят.

Перед смертью «убирался»: разглаживал себе лицо, морщинки.

На похоронах один из родственников:

— Александр Михайлович и после смерти начудил — нет ему гроба по росту: все малы!

Многие годы этот дом был для меня родным, теплым, радостным.

Но как часто на крыльях радости прилетает печаль. Светлая печаль по настоящему, хорошему человеку: слезы бегут по сердцу, но не по лицу.

Не все те люди, которые считают себя Человеком.

Совесть

Офицер лет 30, примерный семьянин, отправив жену на дачу, заходит к знакомым. У них гости. Выпивают. Заходит соседка, тетеха лет 55. Офицер уединяется с ней, и только слышно, как она стонет:

— Батюшки, как хорошо! Батюшки, как хорошо!

Совесть?.. — архаизм!

125