Сочинения в 2 томах. Том 2. Сердца моего боль - Страница 59

…Главное для меня в «Иване» — это гражданственность, неприятие человеком (в данном случае двенадцатилетним мальчиком) зла и несправедливости, изображение ненависти ребенка к немецким захватчикам и его самого активного противодействия.

…Мальчик в «Иване» не объект жалости. Это мальчик-патриот, Воин и Гражданин, настолько ожесточенный, настолько ненавидящий захватчиков, что удержать его от участия в смертельной борьбе невозможно. Мужественные, суровые люди относятся к нему с любовью и нежностью не оттого, что он потерял мать, сестренку, отца, а потому, что, на каждом шагу рискуя жизнью, он умудряется делать больше, чем это удается взрослым разведчикам.

…Указание точных дат и места действия, «цитирование» немецкого документа — это всего-навсего художественный прием для того, чтобы убедить читателя в достоверности происходящего. После опубликования «Ивана» я впоследствии получил по запросу из Берлинского архива (через Леонарда Кошута, главного редактора издательства «Фольк унд Вельт». — Р. Г.) копии с реально существовавших подобных документов.

…Что касается образа Гальцева в рассказе, как писали, что в нем автор изобразил лирическое «я», — безусловно, в Гальцеве есть что-тоот автора, хотя в войну я был офицером разведки и свое «я», думается, поделил между Холиным и Гальцевым».

В очерке «Автор о себе» В.О. Богомолов рассказал и историю опубликования «Ивана»:

«4 апреля 1958 года я отправил почтой по экземпляру рукописи в редакции журналов «Юность» и «Знамя», ровно через месяц в один день мне сообщили о решении этих редакций опубликовать эту повесть. В «Знамени», чтобы опередить «Юность», вынули из корректуры десятки страниц, и досылом «Иван» был опубликован в июньском номере журнала. Это оказалось неожиданностью — перед тем «Ивана» через третьих лиц показали опытнейшему старшему редактору издательства «Художественная литература», кандидату наук, и он на листе бумаги написал сугубо отрицательный отзыв. Он обнаружил в «Иване» «влияние Ремарка, Хемингуэя и Олдингтона» и вчинил мне модное тогда обвинение «в окопной правде». Приговор его был безапелляционным: «Эту повесть или рассказ никто и никогда не напечатает». Этот вердикт по сей день хранится у меня в кабинете, рядом с полками, где хранятся 215 публикаций переведенного более чем на сорок языков «Ивана».

Но повесть был готов опубликовать и журнал «Юность». У меня сохранилась рукопись «Ивана» с пометками В. П. Катаева.

Об истории публикации повести «Иван» в своих статьях рассказали известные литературные критики:

«Вспоминаю историю теперь уже более чем 20-летнего знакомства с повестью «Иван» и ее автором Влад. Богомоловым. Повесть впервые появилась на страницах журнала «Знамя» и стала литературным дебютом Богомолова. Автор был скромен, нелюдим, порог редакции переступал неохотно и, пока решалась судьба рукописи, мне, ее представителю, назначил свидание в сквере, неподалеку от «Знамени», что в практике нашей работы с авторами было делом не совсем обычным, — вспоминал Б. Галанов. — На скамейке Тверского бульвара нам предстояло обсудить возможные замечания редакции. Впрочем, таковых не оказалось. Повесть была написана рукой мастера. И сразу же,с ходу, сдавалась в очередной номер журнала (решение о публикации было принято 5.05.58 года, а напечатана повесть «Иван» — в шестом номере журнала, досылом).

Школу ученичества Богомолов одолевал не на виду у читающей публики и в литературу входил без черновиков, а по тому, с каким пронзительным знанием войны, подробностей разведки и фронтового быта была написана эта повесть, можно было догадаться, что автор и сам побывал в шкуре своих героев и под дрожащим светом ракет, вместе с Холиным и Гальцевым, не раз скрытно переправлялся на сумрачный вражеский берег» («…Которым обязаны очень многие» // Знамя. 1979. № 5).

«Осенью 1957 г. никому не известный 30-летний ветеран войны, не имеющий никакого отношения ни к редакциям, ни к профессиональному литераторству, садится за стол и пишет повесть. Он посылает ее в журнал. Вернее, сразу в два журнала: по неопытности. Оба журнала, выловив рукопись, можно сказать, из самотека, решают ее печатать немедленно. Так появился писатель уникального опыта и уникального стиля» (Л. Аннинский. Богомоловский секрет // Дон. 1977. № 7—8).

«Рассказ «Иван» отличался такой художественной зрелостью, что критики единодушно посчитали автора уже вполне сложившимся, «состоявшимся» писателем.

Впервые В. Богомолов в литературе использовал документы и подстрочные примечания в качестве своего рода художественного приема» (Л. Лазарев. Главный герой — правда // Октябрь. 1975. № 3).

Критика сразу и безоговорочно признала появление «Ивана» событием первостепенной важности. Со страниц «Знамени» повесть шагнула в десятки сборников, антологий и хрестоматий, в «Библиотеку всемирной литературы».

В 1958—1967 годах в центральной печати появилось более 40 рецензий на нее (В. Бушин, Б. Галанов, В. Кожевников, Л. Соболев, Л. Аннинский, С. Львов, Л. Вольпе, Л. Лазарев, Ю. Бондарев, С. Баруздин и др.).

Позднее критик И. Дедков точно отметил главное достоинство повести: «Как бы мы уже ни жалели Ваню Буслова, как бы ни терзалось наше воображение о нем, тот бесстрастный документ словно вырвал мальчика из художественного контекста, сделав вдруг абсолютно реальным, так жившим и так погибшим, и боль наша стала нестерпимой. Словно не было ни рассказа такого, ни такого литературного персонажа, а была только эта жестокая недетская судьба, и была эта от начала и до конца подлинная, несомненная правда» (Он был совсем еще ребенок // Дружба народов. 1975. № 5).