Сочинения в 2 томах. Том 2. Сердца моего боль - Страница 60

Не случайно скупой на похвалы Эрих Мария Ремарк назвал «Ивана» одним из лучших произведений советской литературы о войне.

Это же отмечали и многие зарубежные критики, в частности, Ежи Путрамент писал:

«Рассказ «Иван» — одно из самых сильных антивоенных произведений, хотя здесь нет обычной для военной литературы канонады, грохота танков, гула самолетов. Это история двенадцатилетнего мальчика, чью семью уничтожили гитлеровцы. Психология этого мальчика, преждевременно повзрослевшего, и необычного труда его — его взял к себе на службу начальник разведки дивизии — это потрясающая смесь элементов психики взрослого человека с обрывками реакций ребенка» (Литература. 1976. 23 октября).

«Двадцать два года назад был написан «Иван», и ничто в том рассказе с тех пор не поблекло, не потеряло смысла. Ничто в нем не побуждает сегодня делать «скидку» на время, обстоятельства, литературную неопытность автора и т. п. А рассказ-то был первый, напечатанный В. Богомоловым. Первый — и сразу замеченный и заставивший запомнить имя нового писателя.

Теперь без «Ивана» наша «военная проза» непредставима.

…О «сыне полка», о краткой и бренной любви на войне, о приключениях разведчиков и контрразведчиков писали до Богомолова, и не раз. Но это не смутило его.

…Война у В. Богомолова нигде не изображена как б ой или бои; у него-то и стреляют мало, но какова война — сомнений не остается.

…Судьба Ивана Буслова не располагает к умилению, к рассуждениям о героизме; мешает возникающее сознание огромной неискупимой взрослой вины.

Кажется, помимо трагического исхода, нет ничего горестнее в этой истории, чем одиночество и отрешенность мальчика. Как, в сущности, далек он от всех, кто его любит, как недоступно одинок в своей беде! Он принадлежит миру мщения, ненависти, смертельного риска; оттуда все остальное, нормальное, — очень далеко, ненужно, не для него.

…Эту отрешенность чувствуют все, и никто не может ее преодолеть. Иногда, когда его никто не видит, мальчик играет: но большого желания выжить и жить у него нет; сначала он должен рассчитаться за близких, его «жжет» ненависть, и нет ничего вокруг, что было бы сильнее этой ненависти, что могло его остановить и оставить для жизни…

…Война останется войной, военные заботы — военными заботами, но повсюду у В. Богомолова, во всем, что написано, изображено им, присутствуют и внимательно смотрят широко открытые глаза, вбирающие весь дост упный им мир — без изъятия, без небрежения, без каких-либо шор. Да, они смотрят пристально и цепко, эти глаза не притерпелись к злу войны, не обвыклись среди беды и горя. В. Богомоловым открыта боль жизни, ввергнутой в войну. Им открыто и мужество человека, чувствующего эту боль вокруг и в себе и воюющего во имя возрождения человечности» (И. Дедков. Никто за нас это не сделает… // Литературная газета. 1979. 28 ноября).

С этой публикацией у Владимира Осиповича связаны неприятные воспоминания, и вызваны они были не статьей И. Дедкова, а сопровождавшей ее фотографией. Дело в том, что В. О. Богомолов фотографироваться не любил — это было известно многим друзьям и знакомым. На протяжении всей жизни он категорически отказывался от любых запечатлений, считая себя нефотогеничным, избегал даже любительских, и всегда, когда видел, что его снимают, отворачивался от объектива. Редко, но вынужденно он фотографировался только для документов — и на этих снимках он себе не нравился. Достаточно сказать, что даже своей матери — Надежде Павловне, — ничего не знавшей о его судьбе в течение шести лет и считавшей его погибшим в 1944 г., на просьбу выслать снимок — «…неужели ты не можешь сняться? Хочу увидеть тебя, какой ты стал», — он высылает фото из офицерского удостоверения. Получив письмо с долгожданной фотографией, Надежда Павловна в июне 1949 г. написала ему на Камчатку, где после войны он проходил службу: «Карточку твою я разглядывала через лупу, осталась очень довольна. Жалко, что не во весь рост».

В архиве В.О. Богомолова кроме фотографий на документы сохранились всего несколько снимков раннего детства и отрочества, немногочисленные любительские и единственная — фотография военного времени.

Он вспоминал: «В марте 1943 г. в расположение дивизии прибыл не то фотограф, не то военный корреспондент, у которого было задание сделать фотографии командиров для газеты и представления их к награде за успешно проведенную операцию. После завершения съемок командиров он и нас снял — «по случаю». В 60-х годах фотограф (по фамилии, кажется, Альперт) провел ювелирную операцию: аккуратно вырезал мое лицо из группового снимка, значительно увеличил его — так и получился фотопортрет».

Владимир Осипович очень дорожил этой фотографией: на ней молодой, 19-летний В.О. Богомолов со смешной прической-ежиком и широко раскрытыми глазами, прямо и твердо смотрящими в объектив. Снимок вполне устраивал Владимира Осиповича, и до конца 70-х годов это была единственная фотография автора, которая публиковалась при издании произведений В.О. Богомолова. Эта же фотография открывает второй том настоящего издания «Сердца моего боль», на которой автор соответствует возрасту героев своих произведений, в том числе и героев романа «Жизнь моя, иль ты приснилась мне…».

С выходом романа «Момент истины» издатели стали просить В.О. Богомолова сопроводить выпускаемые книги более современной фотографией.

Хочу повторить, что В.О. Богомолову претила сама мысль о публичности, а необходимость выставить свое изображение на всеобщееобозрение всегда вызывала у него не только неприятие, но даже болезненное чувство.